Поветрие - Страница 32

— Прошу вас, папа, не отзываться о нем так неуважительно.

— Еще отстаивает! Ну, да говори: где живет он? Наденька сказала адрес Чекмарева.

— Теперь изволь отправляться к себе и не показываться, пока не позовут! Понимаешь?

Не отвечая, дочь удалилась.

Г-н Липецкий уселся за письменный стол, взял большой почтовый лист, обмакнул глубокомысленно перо и набросал следующие строки:

...

«Милостивый Государь.

Считаю долгом покорнейше просить Вас, по самонужнейшему делу, почтить Вашим посещением в наискорейшем времени, если возможно — немедленно по получении сей записки.

Примите уверение в совершенном почтении и преданности.

Чекмарев не дал ждать себя и вечером того же дня явился по приглашению. Несколько времени заставили его простоять в приемной, затем ввели в хозяйский кабинет.

Родители юной грешницы восседали на диване. Сама она, склонившись устало на руку, сидела поодаль, в углу. Г-н Липецкий не только не подал студенту своей левой руки или двух пальцев правой (в кодексе наших мандаринов есть в этом отношении градации с мельчайшими оттенками), но, не вставая с места, едва заметно кивнул ему лишь издали головой. Дочь, со своей стороны, пошла навстречу товарищу.

— Это еще что за фамильярности! — повелительно заметил ей родитель. — Твое место вон там.

Не прекословя, девушка удалилась в свой угол.

— Не угодно ли вам присесть? — сухо указал он гостю на ближний стул.

— Чувствительно благодарен! — отвечал тот, презрительно косясь на товарку и занимая предложенное место. — Вы что-то очень уж торопили. Верно, у вас кто-нибудь серьезно болен?

— Н-да, серьезно болен — нравственно! Позвольте узнать прежде всего того-с…

— Чего-с?

— Сколько вам лет от роду?

— Оригинальный вопрос! Но я не барышня и не держу своих лет в секрете: мне 23, с хвостиком; хвостик не длинный: месяца в два.

— Так-с, милостивый государь, так-с. Следовательно, вы совершеннолетни и признаётесь законом компетентными к обсуждению своих действий, равно и ответственными за сии действия.

Шутливое выражение на лице Чекмарева уступило место выражению сосредоточенного внимания. Но, принудив себя к улыбке, он с небрежностью вынул часы.

— А! Как время-то летит! Что значит хорошее общество. Но слова ваши касательно нравственно больного надо, как я вижу, понимать фигурально; вопрос в чем-нибудь другом. Так не угодно ли будет вам обратиться прямо к делу; у нас, детей Эскулапа, должен я вам сказать, время — деньги!

Хладнокровие студента начинало бесить хозяина, и без того далеко нерасположенного к шуткам.

— Если время вам так ценно, — едко заметил он, доставая бумажник, — то позвольте и настоящее посещение ваше счесть докторским визитом и заплатить вам по таксе.

Порывшись в пачке ассигнаций, он вручил медику новенькую, зеленую. Тот преспокойно принял ее, как нечто должное и, смяв в комок, засунул в карман жилета.

— Всякое даяние — благо. Теперь я к вашим услугам. На чем мы, бишь, остановились?

— Дочь моя Надежда Николаевна не раз посещала ваши студенческие сходбища, — начал с расстановкою, видимо, сдерживая себя, г-н Липецкий. — Правда?

— Не отрицаю.

— И между нею и вами, г-ном Чекмаревым, состоялось некоторое предосудительного свойства сближение?

Эскулап быстро обернулся к сидевшей в отдалении товарке и вопросительно-строго посмотрел на нее.

— Ты можешь говорить без обиняков, — отвечала она тихо, но так, что всем было слышно, — родителям моим уже все известно.

Как затравленный гончими в тесное ущелье кабан, желающий предварительно удостовериться, какой тактики держаться ему с многочисленным неприятелем, Чекмарев молча и зорко обвел глазами поочередно всех присутствующих. Потом, прищурясь, заговорил холодным, деловым тоном:

— Гм, так вот она ваша нравственно-то больная. Что ж, допустим, пожалуй, что между нею и вашим покорным слугою произошло известного рода сближение; заметьте, что я не признаю положительно факта сближения, а допускаю только возможность его; что ж бы следовало из того?

— А то, — отвечал, несколько поторопившись, раздраженный старик-отец, — что вы, как человек порядочный, были бы обязаны жениться на ней.

— А! Ну, что ж, de gustibus non est disputandum .

— Прошу, однако, не забывать, сударь мой, — продолжал, более и более волнуясь, г-н Липецкий, — что к сему принуждает меня одна крайняя неотложность дела: слишком явные признаки вашего сближения, которые могли бы, чего доброго, броситься в глаза и лицам посторонним. То бы я, можете быть уверены, остерегся выдавать свою дочь за вашего брата, лекаришку и нигилиста. Вы, стало быть, можете благословлять судьбу свою, что я так сговорчив и за ваш гнусный образ действий уступаю вам еще высшее свое сокровище. Но дабы удостоиться полной моей милости, дабы я обращался с вами, как с подлинным зятем, вы обязаны выказать чистосердечное раскаяние с должным смирением и покорностью. В таком лишь случае вы можете рассчитывать и на приданое — в 15 тысяч. Поняли вы меня?

Неприятная улыбка исказила и без того непривлекательные черты студента.

— Понял-с, ваше превосходительство, как не понять. Вам желательно иметь в зяте послушную машину, и, приняв меня почему-то за подходящий сырой материал для такой машины, вы так увлеклись своим планом, что говорите о моем браке с вашей дочерью как о чем-то давно решенном, ожидающем только вашей родительской печати да рукоприкладства. На беду вашу, матушка-природа набила и мою башку достаточной порцией мозговой кашицы, а наука и обстоятельства развили в ней рассудок — или упрямство, если это слово вам более по нутру. Вы же не могли представить себе, что и у других людей обретается в верхней камере сказанная кашица, и не потрудились навесть наперед справку: намерен ли я вообще лезть в подставленное мне супружеское ярмо?