Поветрие - Страница 40

К оглавлению

— Хочешь домой, Машенька? — подошел он к ней с сияющим от довольства лицом.

— Пойдем, пойдем… О, Лева, какой ты у меня умник!

С робостью, но и с гордостью оперлась она на поданную руку. Вдруг она вздрогнула и испустила легкий крик.

— Что с тобой? — озабоченно склонился к ней Ластов.

— Вон, вон, видел? — прерывисто шептала она, не отводя от выхода расширенных от испуга зрачков.

В толпе, за углом двери скрывалась высокая женская фигура в одежде послушниц сестер милосердия.

— Это была она, она…

— Кто такая?

— Да Наденька!

— Тебе так почудилось. Наденьки давно уже нет в живых.

— Когда ж я видела… Он не мог ее разуверить.

Заботливее, чем когда-либо, усадил он ее в сани и, когда они отъехали шагов на сто, крепко обнял и поцеловал ее:

— Здравствуй, невеста моя!

Она высвободилась и с укором посмотрела на него:

— Нехорошо так шутить, Лева.

Ни слова не ответил он ей, только улыбнулся. Когда же они проезжали мимо золотых дел мастера, он приказал извозчику остановиться и помог Мари из саней.

— Да куда ж это, друг мой? — спросила она. Молча взял он ее под руку и ввел в магазин.

— Нам нужны кольца, — обратился он к содержателю магазина, — не угодно ли вам снять мерку.

— А вам какие? — спросил тот. — Обручальные?

— Обручальные.

— 94-й пробы?

— 94-й.

Маша безмолвствовала; но, посмотрев на нее с боку, Ластов заметил, как все лицо ее залило румянцем; в то же время рука, опиравшаяся на него, затрепетала, прижалась к его руке крепче.

— Милый мой, бесценный! — шептала счастливица, когда они снова мчались в направлении к дому. — Да обдумал ли ты толком, что делаешь?

— Обдумал, невесточка, — отвечал он, с глубокой нежностью глядя на нее, — дело самое простое: сначала у меня была жёночка, теперь она сделалась невесточкой, а там станет жёночкой в квадрате, то есть во столько же раз еще дороже, чем просто жёночка.

— Но я, право, и не мечтала о таком блаженстве… Ты слишком высоко ставишь меня.

— Об этом уже не заботься! Вопрос теперь только в том: как удобнее устроиться? Тебе, разумеется, было бы приятнее иметь собственное хозяйство?

— О, да! Но…

— Прошу, без всяких но. Итак, завтра же мы отправляемся отыскивать новое место жительства. На первый случай, однако, придется удовольствоваться маленькой квартиркой, комнаты в три.

— И чудесно! Зачем же нам больше? Тем, значит, будет уютней.

Анна Никитишна встретила своих жильцов с несколько озабоченным лицом, которое, однако, тотчас же прояснилось.

— Ну, слава Богу, все кончилось, видно, благополучно! Оба веселы, расцвели, что твои вешние цветочки.

— Да как же нам и не веселиться, — сказал Ластов, беря Мари за руку и подводя ее с официальною вежливостью к хозяйке: — Честь имею рекомендовать — нареченная моя. Прошу любить и жаловать.

— Как вы сказали? На старости лет я, знаете, несколько туга на ухо, да насморк проклятый…

— Нет, вы не ослышались, мы помолвлены.

— Может ли быть? Да с коих пор?

— Очень недавно: с четверть часа назад. Сейчас кольца заказали.

— Ну, дай Бог, дай Бог! Желала-то я вам, Лев Ильич, по правде сказать, завсегда нашу же русскую, православную, да богатеющую — из купецкого звания что ли, кровь с молоком, ну, да вон Марья Степановна, голубушка моя, знала околдовать меня: не могу осерчать за ваш выбор.

— Добрая Анна Никитишна! — проговорила растроганная Мари. — Мне самой жалко расстаться с вами.

— Что вы говорите? Вы хотите покинуть меня? Да чем, когда, скажите, не угодила я вам?

— Напротив, Анна Никитишна, — отвечал Ластов, — мы очень довольны вами и никогда не забудем ваших попечений. Но сами знаете: хозяин в дому, что Адам в раю; желательно обзавестись раз и собственным домком.

Слезы навернулись на глазах старушки.

— Понятное дело-с… Всякому приятно быть своим господином. Но я так любила вас, скажу по чистой совести, как деток родных любила! А теперича, перед самой смертью, оставайся одна, как перст, сиротой горемычной! Нет, Лев Ильич, вы недобрый, это вы подговариваете Марью Степановну. Марья Степановна, матушка, замолвите вы-то хоть доброе слово?

— До свадьбы мы, я думаю, и без того останемся.

— Что мне до свадьбы! Я, чай, на той неделе и повенчаетесь? Нет уж, оставаться, так оставайтесь по меньшей мере до увеличения семейства. Сами вы рассудите, Лев Ильич: не лучше ли будет, если вы на новое-то житье переедете с жёночкой здоровою, свеженькой, да и с маленьким Львовичем либо Львовной?

Обрученные переглянулись. Мари покраснела и отвернулась.

— Видите ли, Анна Никитишна, — сказал Ластов, — мы живем теперь в четвертом этаже: Марье же Степановне нездорово подыматься в такую высь. Будущую квартиру мы возьмем в этаже первом, много во втором.

Анна Никитишна совсем опечалилась. Маша сжалилась над нею.

— Знаешь, Лева, — сказала она, — останемся-ка в самом деле до тех пор… Ведь я крепкая, бодрая: что значит мне раз какой-нибудь в день всходить немножко повыше?

Хотя Ластов и привел еще кой-какие возражения, но должен был уступить настояниям двух дам. На том и порешили: оставаться «до тех пор…»

— Послушай, дружочек, — говорила ему несколько дней спустя Маша, — я хотела бы написать домой?

— В Интерлакен?

— В Интерлакен.

— Да ведь у тебя нет там никого родных? Ты ни с кем, кажется, не переписывалась?

— Нет, но у меня есть подруги детства; надо же похвастаться перед ними! К свадьбе я также думала пригласить того, знаешь, кондитера-энгандинца с семейством, у которого служила вначале.